Воспитание детей. Ложь как реакция на контроль.

Лжи повезло больше: о ней пишут, выделяют ее виды и подвиды, описывают процесс и признаки, по которым ее можно узнать.

Предполагается, что ложь – это отклонение от свойства честности. Но если честность – это такая антиложь, то это значит, что, например, родители хотят от детей вовсе не честности (поскольку сплошь и рядом лгут сами – в том числе детям и при детях); они хотят контролировать то, что полностью контролировать не могут.

А для детей ложь становится способом уклонения от контроля. Но предположим, что под честностью имеется в виду некоторое нравственное качество. Тогда мы можем ожидать, что у честного человека оно будет проявляться в большинстве ситуаций. Так ли это?

В 1920-е годы американские психологи Хью Хартшорн и Марк Мэй (Hugh Hartshorne, Mark May) провели уникальное исследование детской честности. Им пришлось придумать и разыграть десятки разных заданий для сотен детей. В каждом таилось искушение солгать или смошенничать. И все было устроено так, чтобы дети (10–12 лет) не догадались, что здесь есть подвох, что за ними все время наблюдают.

СКЛОННОСТЬ БЫТЬ ЧЕСТНЫМ ВСЕГДА И СО ВСЕМИ УЧЕНЫЕ ТАК И НЕ ОБНАРУЖИЛИ. КАК И СКЛОННОСТЬ К ТОТАЛЬНОЙ ЛЖИ.

Вот пример одного эксперимента: детям выдавали ящички с конструктором, чтобы они собрали какое-то несложное устройство, а потом вернули ящички на место на стеллажи, которые находились за спиной «учителя». В ящичках в одном из отделений среди мелких деталей, шайбочек и гаечек лежали монеты, как будто их тут кто-то забыл.

Ящички дети относили на место сами и были уверены, что никто не видит, куда они их поставили… Было и множество других заданий с возможностью смошенничать. И что же? Никакого «общего знаменателя» в поведении детей не нашли. Склонности быть честным всегда и перед всеми не наблюдалось, так же как склонности к тотальной лжи.

Кто-то предпочитал не обманывать родителей, кто-то – учителей, кто-то мог смошенничать, но не мог украсть, а кто-то, наоборот, мог присвоить деньги, но не воспользовался возможностью солгать.

Итак, первая ложь – ложь как реакция на контроль, как страх перед наказанием… И здесь многое зависит от того, есть ли у нас другие способы защиты и ухода от контроля. Второй уровень – ситуативная ложь, ложь-ресурс. Мало кого можно назвать закоренелым лжецом, но и абсолютно честным тоже.

Есть и третий уровень – честность как ценность. И если честность для нас важна, то мы будем стремиться поступать честно и от других ждать того же. Честность начнет регулировать отношения, а не определять способ поведения. Она начнет приносить удовлетворение, и говорить правду действительно станет легко и приятно.

Но это уже совсем другая честность: она не требует говорить гадости в лицо, она не становится жестким принципом, она остается ценностью – может быть, одной из важнейших, но не единственной. Это позволяет нам быть гибкими и в то же время не нарушать то, что мы не можем позволить себе нарушить.

Потому что за отступление от собственных ценностей мы заплатим не стыдом разоблачения и не тем, что нас накажут, а разрушением ядра личности. То есть накажем себя сами.