Воспитание детей. Презумпция детской совести.

«Что делать, когда слов уже нет?» Так думала молодая женщина, возвращаясь из школы вместе с дочерью-пятиклассницей.

Сегодня, как обычно, она выслушала претензии и упреки учителей. Ничего нового: ленива, разболтана, учиться не хочет. По пути домой выволочку обычно устраивала уже она сама.

То есть повторяла все то же, но в виде вопросов и не монотонно, как учителя, а с раздражением и обидой. Дочь либо молчала, либо огрызалась. Так у них были распределены роли.

Но в этот день что-то случилось: усталость ли чувствовалась больше обычного и не было сил повторять заново педагогический спектакль? Что-то надо было делать, конечно. Но что?

Все слова были сказаны, и не по одному разу. Даже негодование и обида требуют воодушевления, а она давно в себе его не чувствовала, говорила с механическим раздражением. Дочь отвечала, видимо, тем же, принимая порцию положенного. В эти минуты не было людей, более чужих друг другу, нежели они.

Ей вдруг стало жалко дочь, и она неожиданно для самой себя погладила её по волосам. В первый момент девочка было дернулась в сторону, но потом уткнулась в нее головой. Они посмотрели друг на друга. Она не могла скрыть, что несчастна и разбита, но все же сквозь все это улыбнулась. И тут увидела, что в глазах ее девочки, которая никогда – даже от боли – не плакала, выступают слезы.

В этот день она сделала для себя несколько важных открытий.

Впервые ей не удалось скрыть от дочери, что онарасстроена, и тут же поняла, что это правильно, что это и не нужно скрывать.

Раздражение – это совсем другое. Его выказывают только слабому (а к сильному испытывают страх или скрытую ненависть). Поэтому раздражение невольно принижает. Раньше ей это не приходило в голову.

В ней сложилось неожиданное сочетание слов: «презумпция совести». По-русски это значило предположить, что в дочери ее совесть есть, как и во всех людях, что она сама расстроена и винит себя в происходящем. А ведь слово «бессовестная» было обычным в ее выговорах. То есть получалось, что именно ее упреки должны были эту совесть в дочери пробудить. Глупо. И выходило-то, скорее всего, наоборот.

Не она одна – дочь тоже попала в беду. Почему?

Надо вместе разбираться. Но именно вместе, сочувствуя друг другу, а не воюя. Наверное, и после этого дочь не проснется назавтра готовой к штурму школьных высот.

Но у нее уже не будет необходимости в понукании, а у девочки – в настороженности и стремлении обмануть. Ведь оба они – прежде всего неплохие люди.

Оба любят и нуждаются друг в друге, оба одинаково переживают неудачи. Презумпция совести. Как она могла раньше этого не понимать?